среда, 1 июня 2011 г.

Глава 13. Заключительная глава!


Глава 13. Зарубежные поля

Футбольные годы подобны годам собаки, карьера коротка. После десяти профессиональных лет в футболе ты чувствуешь себя словно пятидесятилетний парень. Начинаешь думать о будущем, о том, каким будет следующий шаг. Переживаешь, достаточно ли ты обеспечен, разумно ли ты выложился, чтобы продержать семью до конца жизни.
Я все еще думаю об этом, как о чем-то далеком. Прежде всего, я хочу закончить свою карьеру в «Вест Хэме». Не знаю, смогу ли я играть до 38 лет, как Стюарт Пирс, но, с Божьей помощью, я постараюсь.
Эта страна омолодила мою карьеру, познакомила с новым стилем футбола, который я наверно носил внутри себя всю мою жизнь, но Серия «А» сделал немного, чтобы его выявить. Из-за этого в Италии я чувствовал себя по-другому. Здесь же я могу быть самим собой.
Мы часто слышим о том, что футболисты должны быть примерами для подражания. Подобные разговоры есть и в Италии тоже. Футболисты на виду, они все время говорят, но впустую. Это все непрерывная болтовня.
В Италии есть вето, национальное табу на обсуждение политики. В 1999 году у меня взял интервью один итальянский журнал. Я сказал корреспонденту, что в политике придерживаюсь правой идеологии. Я не стыжусь этого – правизна воплощает ценности и идеалы, в которые я верю. Это не значит, что я – нацист или расист, это значит лишь то, что я солидарен с правыми. Я мог об этом сказать, потому что являлся игроком «Вест Хэма», и в Англии есть такая штука, как свобода слова.
Стоит ли говорить, что если бы я был на то время игроком итальянского клуба, это был бы конец света. У меня были бы большие проблемы, меня бы оштрафовали, может быть, даже выгнали из команды. Я знаю это, потому что подобное случалось со мной много раз до этого.
Возможно, именно потому, что я придерживаюсь правых идей, я очарован Бенито Муссолини. Помните эти объявления на мобильных телефонах, в которых спрашивали людей, кто им больше всего нравится? Иан Райт выбрал Мартина Лютера Кинга, мой выбор пал бы на Муссолини. У меня есть дюжины биографий Муссолини. Я думаю, что он в значительной мере был неправильно понятой личностью.
Есть два аспекта моего увлечения Муссолини. Первый – это путь, которым он встретил трудности и преодолел их. Впервые попав в тюрьму, он, будучи членом Социалистической партии, был арестован за выражение своего мнения. Позже то же самое произошло с ним, когда он был уже по другую сторону баррикады, членом Фашистской партии. Неважно, какие у тебя политические убеждения, но если ты выражаешь свое мнение, то власть имущие постараются закрыть тебе рот.
Ему удалось объединить всю страну вокруг себя в то время, когда не было телевидения и масс медиа. Было разве что только радио. Не то, что сегодня, когда любой политик имеет возможность выступить на телевидении. В те времена все протекало медленнее. Он должен был полагаться на свое слово, и его посыл распространялся очень медленно – к вершинам гор, и в низ долин, что более напоминало свершения Уильяма Уоллеса в Шотландии. К слову, я думаю, что между ними двумя можно провести много параллелей. Как и Уоллес, Муссолини был патриотом, который построил нечто из ничего, шаг за шагом, личность за личностью.
Я любуюсь, каким образом он создал свое государство, и восхищаюсь, как он управлял и консолидировал его. Муссолини был убежден, что обязан спасти страну. Ставки были высоки, но у него была высокая цель, которой он оправдывал свои средства. Да, чтобы достичь этой цели, он иногда ставил под угрозу свои ценности, свое понимание морали.
Он вводил в заблуждение народ, часто его поступки были низкими или рассчитанными. Но все это было мотивировано исключительно высшей целью. На кону стояла судьба нации. Он жертвовал индивидуальностями ради того, что было, как он думал, большим. И он сделал много хорошего: от ввода народной пенсии до постройки больниц, от модернизации железной дороги до возрождения гордости целого народа.
Что восхищает меня - и это наверно есть то, что делает Муссолини и меня очень разными – это его способность идти против своей морали для достижения цели. Согласно любой заметке, которую я читал, Муссолини был очень принципиальным, этичным человеком. Тем не менее, он отбрасывал свое понимание «хорошего» и «плохого», ставил под угрозу свою этичность, чтобы спасти страну. Это то, чего, вероятно, не смог бы сделать я. Так, я не смог бы подвергнуть (и не подвергнул) риску свои принципы, даже для того, чтобы спасти самого себя. Много раз я твердо стоял на том, во что верил, а позже расплачивался за это.
Другим великолепным качеством Муссолини был его патриотизм. Как и я, он был националистом. Очень жаль, что слово «национализм» стало олицетворением расизма и ксенофобии. Но я рассматриваю его, как нечто позитивное. Для меня - это гордость быть итальянцем, для шотландца – быть шотландцем, для англичанина – быть англичанином, и так далее. В этом нет ничего ксенофобского, если ты цивилизованный человек, честный человек, который осознает свою историю, свою культуру и свои корни.
К сожалению, немного итальянцев понимает эту идею. Сравните Италию и Великобританию. У нас есть история и традиция, столь же богатая, как в любой другой стране. Тем не менее, мы не уважаем ее или не ценим. Британцы колонизировали полмира, они построили Британскую империю, которая принесла цивилизацию и прогресс многим, кто сегодня чувствовал бы себя намного хуже без них. И британцы справедливо прославляют свою империю и свою историю, тогда как в Италии мы забываем о своей империи и истории или преуменьшаем их в ревизионистских учебниках.
Последствия этих отличающихся позиций многочисленны. И Великобритания, и Италия – мультикультурные страны, с иммигрантами со всего земного шара. Во многих частях Лондона, например, больше черных и азиатов, чем белых. Всё же, эти черные и азиаты чувствуют себя британцами. Они интегрировались в эту страну, они такие же англичане или шотландцы или уэльсцы, как и другие парни, не забывая собственную культуру. В Италии же слишком много иммигрантов приезжает, и ведут они себя так, как будто вернулись в свою родную страну. Они делают мало усилий, чтобы влиться, и мы, итальянцы, по правде говоря, делаем мало усилий, чтобы интегрировать их.
Наше правительство делает немного для иммигрантов, так что они просто ведут себя по-своему. Если мы не будем осторожны, через десять лет Италия может стать мусульманской страной. Я не имею ничего против мусульман, но я не желаю, чтобы итальянская культура исчезла. Если иммигранты приезжают в Италию и хотят быть частью страны, частью итальянской культуры, хотят быть итальянцами, это замечательно. Мне все равно, черные они, желтые, розовые или зеленые. Я был бы рад, если бы иммигрант, приехавший в Италию, через несколько лет смог бы сказать: «Это моя страна. Я - итальянец».
Однако такое происходит редко. Проблемы появляются, когда им не дают шансов прижиться, в то же время они сами не желают этого. Им нужно дать возможности, права и обязанности граждан. Только после этого они смогли бы обогащать страну. И при этом те, кто поступает неправильно, кто сидит на шее у государства или совершает преступления, должны быть депортированы без колебаний. Мало того, что они причиняют проблемы стране, они делают другим иммигрантам дурную славу и вносят вклад в расизм против своего же народа.
Очевидно, в этой и других странах имели место большие дебаты о роли и влиянии иностранцев на футбол. Некоторые большие знатоки из масс медиа упрекают нас в том, что мы учим английских игроков «нырять». Они порицают Майкла Оуэна, Дэвида Бекхэма, Эмиля Хэски и других в обмане и говорят, что те научились этому у нас.
Может быть и так. Но если мы научили английских игроков нырять, значит, мы также научили их играть в футбол. Англия, может быть, изобрела футбол, но мы научили их играть в него. Это правда.
Мы познакомили Великобританию с мировым футболом. Там другая игра, и я не уверен, что без нас английские клубы пользовались бы тем же самым успехом. Это не только клубы с множеством иностранных игроков. Это также клубы вроде «Манчестер Юнайтед». Они выставляют легионеров через тур, и это значительно помогает им.
Другая сторона медали, конечно, это переизбыток иностранцев в команде. Это довод несколько сложнее, чем люди представляют его. Что такое «иностранец»?
Люди сетуют, что «Челси» в прошлом сезоне не представлял англичан, забывая о том, что «Ливерпуль» делал то же самое какие-то десять лет назад. Конечно, они могут отметить, что, по крайней мере, у тех были британские игроки. Но тогда, где же провести границу?
Если вы скажите, что «Челси» - это английская команда и должна выставлять больше англичан, я могу сказать, что «Челси» - это лондонская команда и поэтому должна быть укомплектована лондонцами. Шестьдесят, семьдесят лет назад команды состояли почти исключительно из местных игроков. «Селтик» выиграл Кубок Чемпионов 1966/1967 с командой, сформированной полностью из жителей Глазго. Нарекали бы люди, если бы там были одни англичане или уэльсцы, или, на самом деле, уроженцы Абердина или Эдинбурга?
Если бы «Челси» выиграл Кубок Чемпионов, с единственным англичанином Деннисом Вайзом в стартовом составе, любой сказал бы, что «Челси» по-прежнему английский клуб. Но они проиграли и стали командой иностранных наемников. Естественно, ты не можешь сидеть одновременно на двух стульях, но люди скажут и напишут все, что захотят, несмотря на правду. Та же самая штука в Италии. Мы неустанно говорим об иностранцах, бесконечно дискутируем, но, в конце концов, это бессмысленное сотрясание воздуха.
Основной момент состоит в том, что каждый желал бы иметь местных игроков в своей команде, но наблюдать за игрой Ривалдо или Луиша Фигу они желают куда больше. Главное, что саппортеры хотят видеть команды, которые побеждают. Нужно еще поискать фаната, который сможет честно признаться, что хотел бы видеть одиннадцать местных футболистов, которые проигрывают, чем выиграть лигу с десятью иностранцами в стартовом составе.
Настоящие проблемы возникают, когда слишком много иностранцев в команде и у них ничего не получается. Вот тогда фанаты становятся раздраженными и теряют интерес. Саппортеров ведет бессознательное желание, потребность в отождествлении со своим клубом. Конечно, людям нравится отождествлять себя с победителями, потому что это помогает им чувствовать себя подобно победителям. Вот почему они будут болеть за команду, битком набитой иностранцами, если это интересно и успешно. Саппортеры отождествляют себя и с местными игроками, независимо от того, побеждают те или проигрывают. Вот почему фанаты будут продолжать оставаться с неудачливой командой, пока она будет состоять из местных футболистов. Но наполните команду норвежцами, марокканцами или французами, понаблюдайте за их поражениями, и ни один англичанин не захочет отождествлять себя с ними.
Лично я очень обеспокоен юными футболистами. Иностранцы – это палка о двух концах. С одной стороны, они работают и достаточно выкладываются; но с другой, они могут оставить перспективных игроков в стороне. Уловка в том, что покупаются качественные иностранные игроки, которые развлекают и выкладываются. Но поскольку не каждый может себе это позволить, необходимо установить ограничения. Лично мне бы хотелось, чтобы в каждом клубе было не больше пяти зарубежных игроков. И найти бы еще решение, дабы закрыть лазейку, которая существует в Великобритании с игроками из Home Nations1. Выглядит глупо, когда футболисты разыскивают шотландских дедушек и бабушек или уэльских двоюродных дядюшек, чтобы можно было играть на международном уровне.
Где я буду через пять лет?
Я не знаю. Несколько лет назад я даже не рассматривал возможность стать тренером, к примеру. Я всегда говорил, что никогда не стану им. Когда повешу бутсы на гвоздь, это будет концом, обычно я говорил.
Сейчас же я не настолько уверен. Работа с некоторыми юношами в «Вест Хэме» была невероятно полезной. Я должен расти, я должен дальше развиваться, ощутить тяжесть ответственности и научиться обходиться с множеством разных людей и ситуаций. Я полагаю, это было бы величайшим вызовом. Кроме того, думаю, у меня есть способности. Я обожаю учить детей, я хороший слушатель, я пытался быть лидером. Уверен, у меня есть хорошее понимание тактики и, насколько это касается тренировки, чувствую, что я впереди других.
Другой моей мечтой является открытие закусочной в Лондоне. Там была бы кулинария, составленная из типичных продуктов Умбрии, Тоскании и Лацио. Масло, сыры, мясное ассорти. Все должно быть свежим и ввозным. Я не прирожденный предприниматель (наверное, слишком щедрый для этого), но я получаю деловой опыт с моим бутиком в Терни. К тому же, я люблю хорошую еду.
Прекрасная кухня - это разновидность искусства. Я нахожу интересным, что это может стать награждением вдвойне. С одной стороны, ты приобретаешь утонченный, деликатный вкус, который есть результатом изящных, редких ингредиентов и часов усердного труда на кухне. С другой стороны, ты получаешь любимую пищу.
Для меня любимая пища – это пища моего детства. Одним из моих ясных воспоминаний есть возвращение с тренировки около шести вечера и поедание пасты, разогретой в кастрюле. Она кажется слега пережаренной и хрустящей, и это один из самых удивительных вкусов в мире. По сей день, когда Бетта готовит пасту, я всегда прошу ее сделать дополнительную порцию, которую я смогу позже подогреть на печи.
Особо рекомендую. Любой может приготовить пасту, но немногие знают, насколько хорош вкус разогретой пасты. Забудьте о микроволновке. Киньте пасту прямо в кастрюлю, вместе с небольшим количеством оливкового масла и следи, когда зашипит. Ты не пожалеешь.
Также я рекомендую тирамису. Это основной итальянский десерт. Название с итальянского языка означает «взбодри меня»2, и, откровенно говоря, немного названий более уместно (конечно, оно намного уместнее, чем «запачканный член»). Я разработал свой собственный рецепт и готовлю его регулярно для Бетты и дочек3. Возможно, я смогу получить авторское право на него и продавать собственный рецепт тирамису.
Серьезно говоря, независимо от того, чем я занимаюсь, мне бы хотелось оставаться в Англии. Бетте и мне хорошо здесь. Людовика чувствует себя словно ребенок двух культур. Что касается Лукреции, она все еще слишком маленькая, но Великобритания - единственная страна, в которой она когда-либо жила.
Чтобы ни случилось, я надеюсь продолжать жить без сожаления. Я научился, что нет смысла гадать, как все могло сложиться, особенно, если ты доволен существующим положением вещей.
Я надеюсь продолжать свободно говорить, не взирая на последствия. Когда встречаешь и преодолеваешь столько неудач, сколько было у меня, то осознаешь, что независимо от того, как плохо выглядят последствия, нередко ты можешь превратить неудачи во что-то положительное, поскольку ты либо учишься на них, либо можешь крепко спать ночью, зная, что твоя совесть чиста.
Но больше всего я надеюсь быть способным смотреть назад и всегда помнить, откуда я пришел, и как забрался туда, где нахожусь сегодня.
1 Термин, который используют для обозначения четырех составных стран Объединеного королевства – Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии.
2 На английском это звучит так: «Pick me up».
3 Здесь Ди Канио знакомит нас со своим рецептом тирамису. Я решил опустить данный рецепт, дабы не тратить время на перевод. Вряд ли русскоязычные почитатели таланта Паоло возьмутся за приготовление этого сладкого лакомства, ведь его важными составляющими являются свежайший сыр маскарпоне, который производится только на Апеннинском полуострове, а точнее - в Ломбардии; а также савойарди, воздушное итальянское печенье из белка, муки и сахара. Однако если кто-то сильно возжелает данный рецепт, то я его любезно предоставлю. Пишите письма .

суббота, 16 апреля 2011 г.

Глава 12


Глава 12. Из дьявола в святые

Первый сезон нового тысячелетия начался неудачно. Отчасти это объяснялось тем, что несколько ключевых игроков в летнее межсезонье залечивали травмы, и поэтому пропустили большую часть предсезонной подготовки.
Смешно, но в Италии подготовка перед сезоном – это святое. Ты работаешь, не приседая, а тренер по физподготовке следит за каждый твоим движением, все делается с максимальной точностью и по науке.
Здесь же, в Англии, к предсезонной подготовке относятся как к чему-то необязательному. «Брэдфорд Сити», например, играл в Кубке Интертото уже через несколько дней после окончания летнего отпуска! В Италии такое было бы немыслимо.
У человеческого тела есть определенные биоритмы. Вполне естественно, что в течение десяти месяцев у футболистов бывают периоды спада и подъема. Это нужно учитывать и соответственно планировать работу. У таких парней, как Джо Коул и Рио Фердинанд, просто не было возможности как следует подготовиться к сезону, не потому что они ленивые, а потому что травмы не позволили им этого сделать.
Когда я сказал, что им придется работать с удвоенной энергией, дабы наверстать упущенное, журналисты просто не могли упустить шанс раздуть из этого скандал. Они написали, что я «критикую применяемые Гарри Реднаппом методы подготовки футболистов». В то же время они ухватились за мою фразу о Рио, когда я сказал, что ему нужно много работать, чтобы стать лучшим в мире, и преподнесли это так, будто я его отчитываю.
Месяц выдался очень неспокойным, и я в очередной раз увидел, как работает пресса. Я даю обычное интервью какому-нибудь журналисту, а на следующий день газеты вырывают из контекста одно-два предложения, придумывают броский заголовок и стряпают историю.
Но на этом они не останавливаются. Обман продолжается изо дня в день, в каждой заметке о «Вест Хэме». Если в статье говорится, что мы играем хорошо, то это «несмотря на ...нападки со стороны Ди Канио на Фердинанда и Реднаппа». Если мы играем плохо, то «...критика Ди Канио в адрес Фердинанда и Реднаппа не помогла».
Я бы не удивился, если в статье о Бобби Муре написали, что «он никогда не критиковал своих одноклубников так, как это делает Ди Канио последние несколько недель».
Самое смешное, что когда речь заходит о моих взглядах, не думаю, что их нужно перекручивать или вырывать их из контекста. Я и без этого говорю напрямую то, что думаю, и порой мне лучше держать рот на замке.
Реакция Гарри на высказывания в прессе меня несколько озадачила. Я не сомневаюсь, что уж он-то знаком с методами, которые применяют журналисты в своей практике. Я уверен, что уж он-то должен был понять, что мои слова были вырваны их контекста, и что я никого на самом деле не критиковал.
Но вместо этого он угодил в расставленную журналистами ловушку. Он сказал им, что «я несколько месяцев до этого не разговаривал, а теперь каждый день открываю рот».
Думаю, он знал, что происходит, что журналисты пишут одно и то же. Но вместо этого он отреагировал именно так, как от него все и ожидали, и газеты тут же наполнились статьями о напряжении в наших отношениях.
Было бы неправильно обвинять Гарри в том, что он так отреагировал на заявления в прессе. Тяжело делать какие-то выводы, не будучи в его шкуре, не находясь под таким давлением, как он, не понимая до конца контекста, в котором поднимался вопрос и в котором на него был дан ответ.
Между прессой и футбольным миром существует тесная взаимосвязь. Не будь нас, о чем бы они тогда писали? Не будь их, мы бы не были так известны, а это важно для создания интереса к нам среди болельщиков. Без этого интереса меньше людей ходило бы на матчи, меньшей была бы телевизионная аудитория, меньше посетителей заходили на футбольные веб-сайты, меньше людей покупали бы связанные с футболом товары (включая эту книгу). Каждый человек в футболе чем–то обязан прессе, и наоборот.
В то же время, пресса существует не только для того, чтобы сообщать людям о событиях в мире, она также приносит доход путем увеличения тиража, а это, в свою очередь, происходит, когда в газетах публикуются скандальные материалы. Тренер должен уметь справляться с неуемным аппетитом репортеров к «хорошей истории», что на деле означает рассказ о напряжении в отношениях или скандале. Не всегда получается закрывать глаза на некоторые вещи, даже если они на самом деле совершенно безобидны, потому что рано или поздно они все равно станут известны, и это может принести тебе больше вреда, чем если бы ты сразу их прокомментировал.
Вот почему умные тренеры, такие как Гарри, знакомы с несколькими проверенными журналистами, с которыми они постоянно общаются. Им нужно поддерживать и развивать такие отношения, чтобы быть уверенными, что их мнение по тому или иному поводу будет изложено правдиво и точно, по крайней мере, с их точки зрения. Так работает система, это правила игры, которые тренер должен соблюдать. Быть хорошим тренером означает не только умение выбрать одиннадцать правильных футболистов, не только умение приобретать и продавать игроков. Есть еще десятки других сфер, в которых хороший тренер должен уметь себя проявить. И общение с прессой – как раз одна из таких сфер.
Что я знаю наверняка – так это то, что я бы не смог себя вести так, как Гарри. Я слишком резок в своих высказываниях, слишком прямолинеен, часто в ущерб собственной репутации. Думаю, мне придется научиться с этим бороться и играть по общепринятым правилам, если когда-нибудь я решу заняться тренерской работой.
Похожий случай произошел в январе, когда я заболел и пропустил несколько матчей. В газетах стали появляться статьи, в которых утверждалось, будто я притворяюсь, что болен. К сожалению, Гарри не удалось убедить всех в обратном. Цитировали только одну его фразу: «Паоло утверждает, что простудился».
Во-первых, мне не понятно, зачем он употребил именно слово «утверждает». Из-за этого создалось впечатление, что я вожу клуб за нос, прикидываясь больным.
Во-вторых, это была не обычная простуда. Я подхватил вирус стрептококка, а это очень серьезное заболевание, которое не проходит через день. И в руководстве об этом знали, так как клубный врач посещал меня дважды в день.
Возможно, когда Гарри общался с прессой, он еще не знал, насколько тяжелым было мое состояние. Жаль, потому что в газетах стало еще больше спекуляций по поводу моей болезни (или отсутствия таковой) и обвинений меня в симуляции.
Такого я терпеть не могу. Даже мои самые непримиримые критики (а таковых у меня более чем достаточно) согласятся, что я настоящий профессионал. Я полностью отдаюсь тренировкам и борьбе на футбольном поле. Болельщики это знают, и любят меня за это.
Вся эта шумиха была каким-то абсурдом. Некоторые предполагали, будто я притворился больным как раз перед празднованием Нового Года, чтобы 1-го января не участвовать в битве против «Манчестер Юнайтед» на «Олд Траффорд».
Притвориться больным? Да конечно, хорошая идея, учитывая, что я взял билеты, нанял микроавтобус и забронировал номера в гостинице в Манчестере для десятка своих друзей и родственников, собиравшихся приехать в Англию на праздники. Зачем мне все это было делать, если я планировал отдохнуть первого января?
За весь сезон я пропустил только семь матчей чемпионата. Принимая во внимание мой возраст и перенесенный в январе вирус, это не так уж много, правда? Я играл, когда испытывал боль, играл на таблетках, я рисковал своим здоровьем снова и снова. Неужели мне нужно было каждый год доказывать, что я профессионал?
Но что поделаешь: пресса есть пресса.
Ближе к концу сезона Гарри пожаловался, что ему трудно найти место на поле сразу для меня, Фредерика Кануте и Джо Коула – и это была правда, учитывая, что мы играем в одинаковой манере. Вывод, который следовал из заявления Гарри, напрашивался сам собой: кто-то из нас либо уйдет в глубокий запас, либо будет продан. Журналист спросил меня, как я отреагирую, окажись этим третьим лишним именно я. Я ответил, что, будучи профессионалом, я спокойно отнесусь к такому решению.
Не трудно догадаться, что на следующий день газеты пестрили заголовками, что я был готов и хотел уйти.
«Готов или хочет?»
Я всего лишь имел в виду, что только тренер может решить, нужен я ему или нет, и что моя роль, как профессионала, заключается в том, чтобы достойно принять это решение. В конце концов, если мы плохо играем, за это расплачивается главный тренер, а не я.
Я совсем не хотел сказать, что готов добровольно уйти на второй план. Кроме того, избавиться от меня было рискованной затеей.
Не хочу хвастаться, но я действительно важный игрок для «Вест Хэма», и, по крайней мере, согласно статистическим данным, мы играем лучше, когда я выхожу на поле в стартовом составе. «Вест Хэм» добыл 39 очков в 31-м матче сезона 2000/01, в которых я принимал участие. Это в среднем 1.26 очка за игру. С другой стороны, в тех семи матчах, которые я пропустил, мы заработали всего лишь 3 очка, или 0.43 очка за игру.
Когда я на поле, мы забиваем в среднем 1.3 гола за матч (40 в 31). Когда я не играю, этот показатель в среднем составляет только 0.71 гола за поединок (5 в 7).
По какой-то причине мы также лучше обороняемся, когда я играю. С Ди Канио «Вест Хэм» пропустил только 1.13 гола за игру (35 в 31), а когда меня в составе не было - 2.14 гола за игру (15 в 7).
Все это означает, что когда я на поле, мы забиваем больше, пропускаем меньше и зарабатываем больше очков. Может быть, это просто совпадение, а может – нет. Я только хочу, чтобы люди знали эти цифры, прежде чем выносить суждения. Некоторые стереотипы такие живучие, что, в некотором роде, начинают восприниматься как правда.
Возможно, частично этим объясняется то фантастическое чувство, когда в конце января мы выиграли у «Манчестера» на «Олд Траффорд» в кубке Лиги.
Никто не верил, что у нас есть хотя бы малейший шанс на победу. Однако на поле мы ни в чем не уступали сопернику, не дав им практически ничего сделать. Это был один из тех матчей, за которые, по моему мнению, Гарри Реднапп заслуживает самых лестных слов: он продемонстрировал великолепное тактическое чутьё.
Я знаю, что тактике и стратегии в Премьер-Лиге часто не уделяется должного внимания, но план Гарри на игру против «Юнайтед» оказался просто идеальным. В Италии его вознесли бы до небес за этот тактический триумф, но здесь, в Англии, он просто отдал лавры игрокам.
Все знают, что сила «Юнайтед» - это центр поля, особенно фланги, где играют Райан Гиггс и Девид Бэкхэм. Это было особенно заметно в январском поединке, потому что Пол Сколз отсутствовал, а Ники Батт, заменивший его – это, по сути, полузащитник оборонительного плана.
Но как остановить Бэкхэма и Гиггса? Одним из вариантов было приставить к ним наших фланговых защитников Найджела Уинтербёрна и Себастьяна Скеммеля для персональной опеки, либо полностью оттянуть их в оборону.
Такой ход казался очевидным, но вместо этого Гарри принял гениальное решение, не поддававшееся логике. Он дал установку Уинтербёрну и Скеммелю подключаться к атаке как можно чаще. В то же время он попросил нападающих (меня и Кануте) играть пошире.
Этим он преследовал две важных цели: давление на фланги «Юнайтед» увеличивалось (их защитникам Денису Ирвину и Микаэлю Сильвестру приходилось уделять внимание нам с Кануте, вместо того чтобы поддерживать Гиггса и Бекхэма), и, в то же время, центральным защитникам Яяпу Стаму и Гарри Невиллу некого было больше опекать, и они уходили дальше в центр поля.
Мы компактно играли и хорошо защищались, но, что еще важнее, наша линия обороны растянулась вглубь поля метров на 30. Оказывая давление на их фланги, мы вынуждали вингеров «Юнайтед» обороняться, а когда те выигрывали мяч, им часто приходилось пробегать всю длину поля.
В то же время Фрэнк Лэмпард и Майкл Каррик на равных сражались с Баттом и Кином, а Джо Коул барражировал между полузащитой и нападением. Джо прекрасно двигался. Соперники не знали, приставить ли к нему полузащитника для опеки (что означало частый уход этого полузащитника со своей позиции), или защитника (что создало бы свободное пространство в обороне «Юнайтед» для партнеров Коула, когда тот отходил глубже к своим воротам).
Конечно, кто угодно может рисовать тактические схемы на бумаге, но воплотить их в жизнь на поле – совсем иное дело. Однако в тот день мы играли выше всяких похвал, и, кроме этого, нам еще и везло.
За пятнадцать минут до конца поединка мне удалось избежать офсайдной ловушки, я ворвался в штрафную и оказался один на один с их вратарем Фабьеном Бартезом. На сегодняшний день я считаю Бартеза одним из лучших вратарей в мире, но в тот день он решил меня перехитрить и сел в лужу.
Вместо того, чтобы выйти мне навстречу, он просто застыл на месте, подняв руку вверх. Нет, он не хотел остановить такси. Он просто пытался обмануть меня, заставив подумать, будто боковой арбитр зафиксировал положение вне игры.
Это был трюк, уловка. Но я на нее не купился, и легко пробил мимо Бартеза в ворота.
Во-первых, я знал, что вне игры нет. Опытный нападающий всегда понимает, когда он в офсайде, а когда – нет, и в тот момент я ни на секунду не сомневался, что все в порядке. Конечно, уверенность, что офсайда нет, еще ничего не означает, потому что боковые арбитры – странные существа, чьи решения часто невозможно предугадать. Но я также понимал, что береженого Бог бережет, и пусть мой гол лучше не засчитают, чем я совсем не пробью по воротам.
Некоторые журналисты подвергли Бартеза резкой критике за то, что он попытался меня обмануть. Я с ними не согласен. Даже если бы он сократил угол обстрела, выйдя мне навстречу, с той позиции спасти ворота представлялось практически невозможным. Поэтому он решил пойти на хитрость, сделав в итоге из себя посмешище. С другой стороны, если бы остановился я, тогда бы все смеялись надо мной, и ему, наверное, казалось, что все равно терять нечего.
Трудно передать, что я чувствовал, когда прозвучал свисток об окончании матча. Как вода, прорвавшая дамбу, переполнявшие меня эмоции, хлынули наружу.
Я побежал по полю, крича нашим болельщикам и телезрителям: «Ну что вы теперь скажете? Что? Паоло Ди Канио сделал это! «Вест Хэм» не может выиграть на выезде? У нас нет шанса против всемогущего «Манчестер Юнайтед»? Мы просто маленький клуб? Вот вам! И кто теперь смеется?»
Все мои мысли были только о тысячах болельщиков «Вест Хэма». Не только о тех 5 000, которые в тот день сидели на трибуне «Олд Траффорд», а о всех тех, кто не попал на матч, либо потому что не смог уйти с работы, либо потому что у него не оказалось достаточно денег на билет, либо потому что его не отпустила семья. Это была их победа, так же как и наша. Болельщики отдают свои деньги, время, жертвуют делами и семьей ради любви к команде.
Они бесценны. И в тот день на их улицу пришел праздник.
Я также радовался за Гарри. Он так популярен, что со временем стал отождествляться у некоторых людей чуть ли не с персонажем комикса.
Может, это связано с традиционной деятельностью жителей Ист-Энда, но часто все, о чем здесь говорят– это трансферы, которые совершает Реднапп, и то, что «Вест Хэм» - это одна большая семья.
Все это правда. Гарри очень умен и проницателен, когда речь идет о покупке игроков, и он не боится рисковать (я – живое тому доказательство). Но он также прекрасный тактик, и в тот день ему удалось переиграть самого успешного тренера в истории – Сэра Алекса Фергюсона.
Вот почему я был удивлен, можно даже сказать шокирован, когда Гарри уволили в конце сезона 2000/01. Только им с президентом известна истинная причина, по которой это произошло. Да, мы ожидали большего от сезона в плане результата. И, конечно, в наших отношениях с Гарри не все было гладко, у нас были разногласия, но он всегда будет занимать в моем сердце особое место, ведь именно он спас мою карьеру.
Сезон ознаменовался и несколькими приятными событиями. Одним из них стало примирение с Дэвидом Джеймсом, и должен сказать, что многим, кажется, не понравилось, что мы помирились. Они хотели продолжения вражды, потому что это помогло бы увеличить продажи газет.
После случая на «Аптон Парк» в январе 2000-го, когда в конце поединка он отказался пожать мне руку, я обозвал Джеймса кретином и дебилом, потому что я действительно в тот момент таковым его считал.
«Неужели этот человек не знает значений слов «кретин» и «дебил»? – ответил он мне через прессу. «Кретин страдает от недостатка гормонов щитовидной железы. В некоторых случаях это приводит к карликовости. Я вас умоляю, мой рост – 6 футов и 5 дюймов. А дебил – это взрослый человек, умственное развитие которого соответствует умственному развитию ребенка 8-12 лет. Я, конечно, не гений, но с головой у меня все в порядке..»
Джеймс, наверное, думал, что он очень умно сделал, дав такой ответ. И я уверен, что многие полагали, что его слова приведут меня в бешенство. Однако моя реакция была довольно сдержанной.
«У Девида Джеймса, кажется, мозг размером с горошину, - парировал я. – Я назвал его кретином год назад, и у него ушел целый год, чтобы понять значение этого слова. Моя двухлетняя дочь и та быстрее бы догадалась. Да некоторые люди поступают в университет и заканчивают его за время, которое понадобилось Джеймсу, чтобы выучить пару новых слов..»
Думаю, Джеймс проиграл, ответив слишком поздно. И мне кажется, что напряженную обстановку удалось разрядить с помощью юмора.
Уверен, что некоторые хотели увидеть, как мы вцепимся друг другу в горло, когда мы вновь встретились на «Аптон Парк» в декабре 2000-го года. Но все произошло с точностью до наоборот. В конце игры мы крепко обнялись и ушли с поля вместе. Думаю, после этого все обиды канули в Лету. И я надеюсь, что Джеймс извлек для себя пару полезных уроков из нашего конфликта. Я в этом даже уверен.
Футбол – это только игра, а не война, хотя порой приходится по-настоящему ненавидеть противника, если хочешь добиться успеха. И, тем не менее, все, что случилось на поле, после финального свистка должно там и остаться.
Мне кажется, мы часто об этом забываем.
В том сезоне «Арсенал» играл в Риме против «Лацио» в рамках Лиги Чемпионов – матч, омрачившийся несколькими скандальными событиями. В одном случае защитник «Арсенала» Жиль Гриманди ударил хавбека «Лацио» Диего Симеоне кулаком в лицо. А потом случился один из самых скандальных эпизодов того сезона. В конце матча игрок «Лацио» Синиша Михайлович позволил себе расистские высказывания в адрес футболиста «Арсенала» Патрика Виейра.
За это Михайловича пригвоздили к позорному столбу. В мгновение ока он превратился в козла отпущения за все грехи современного футбола. Он получил дисквалификацию от УЕФА и его не принялся критиковать разве что ленивый.
Я, конечно, его не оправдываю. Он поступил неправильно. Это было неприемлемо, и он сам это признал спустя несколько недель. И все же мне кажется, то, как журналисты и другие обозреватели прокомментировали произошедшее, это просто позор.
Я читал интервью в итальянской прессе, в которых Михайлович утверждал, что он и Виейра обменивались оскорблениями в течение всего поединка. Я знаю, что Михайлович обозвал Виейра «черным куском дерьма». Я также знаю, что самого Михайловича – боснийского серба по происхождению, в прошлом оскорбляли фанаты, и что кроме всего прочего, его обзывали «цыганом» и «убийцей». Я уверен, что после того, как он сам пострадал от оскорблений, он понимает, насколько опасны расистские высказывания.
Чего я не знаю - это что в действительности случилось на поле, и что конкретно Виейра сказал Михайловичу, если он вообще что-нибудь сказал. Но если Виейра хоть как-нибудь оскорбил Михайловича, тогда у меня возникает резонный вопрос: чем одно оскорбление хуже другого?
Интересно, избежал бы Михайлович порицания, назови он Виейра «французским куском дерьма» вместо «черного куска дерьма»? В конце концов, ведь Виейра такой же француз, как он чернокожий..
Конечно, никто не хочет слышать, как игроки оскорбляют друг друга на поле, особенно если эти оскорбления имеют отношения к их этнической или расовой принадлежности. Но, к сожалению, это происходит регулярно. Я уже со счета сбился, как часто люди называли меня «итальянская п..а» или «лживый сукин сын», или еще как-нибудь так.
Но я никогда не жаловался.
Дело в том, что если вместе на одном поле находятся 22 молодых парня, которые бьются друг против друга под огромным внешним давлением, такие неприятные инциденты, как между Михайловичем и Виейра вполне вероятны. Да, может, это не очень красиво, но такова уж природа человеческая: мужчины есть мужчины.
Разница заключается в том, что сразу после финального свистка все заканчивается. Ты обмениваешься с соперником рукопожатием, и вы расходитесь в разные стороны.
Это особенно характерно для Англии. Меня оскорбляли, били по ногам, в меня плевали все 90 минут, но когда игра заканчивалась, те же самые футболисты, которые преследовали меня на поле, предлагали угостить меня выпивкой и общались со мной, как с братом, которого они давным-давно не видели. Вот почему я обожаю футбол в этой стране. Здесь это по-прежнему игра.
Но конфликт между Виейра и Михайловичем – это совсем другое дело. Сделав произошедшее достоянием публики, было нарушено одно из основополагающих правил футбола: все, что происходило на поле, должно остаться на поле.
Я уверен, что это был не первый раз, когда Виейра подвергся расистским оскорблениям. И, увы, не последний. Однако после того, как о конфликте узнали все, был создан опасный прецедент, и одного из наших собратьев-профессионалов унизили (уже не в первый раз).
Спросите у Виейра, какое из двух зол он бы выбрал: расистские оскорбления в свой адрес или удар соперника ногой в его колено. Мне кажется, я знаю, что он ответит.
Некоторые считают, что футболисты – это образцы для подражания, и что такое поведение недопустимо. Что ж, это, может, и было бы правдой, если бы кто-нибудь из фанатов услышал слова Михайловича. Но нет. Никто, кроме их двоих и, возможно, пары одноклубников, понятия не имел, что конкретно было сказано, поэтому не вполне справедливо утверждать, что Михайлович – плохой образец для подражания. Названный всеми расистом, Михайлович мог бы стать героем и мучеником для тех, кто думает, что из него сделали козла отпущения.
Все эта история была перекручена, и, к сожалению, отвлекла внимание общественности от некоторых реальных проблем, стоящих перед футболом в Италии и в других странах, таких как расизм и насилие.
В то время как из Михайловича сделали чудовище, меня фактически возвели в ранг святых на «Гудисон Парк» в том сезоне, в основном за то, что, я надеюсь, обязан был сделать любой достойный футболист.
18 декабря 2000-го года моя карьера в Англии совершила полный цикл.
Через восемьсот одиннадцать дней после конфликта с Полом Элкоком - дня, когда меня официально объявили одним из самых отъявленных негодяев в истории футбола, я, наконец, искупил свою вину, сделав то, что одна газета (из тех самых газет, которые за три года до того призывали дисквалифицировать меня пожизненно) назвала «благородным поступком настоящего спортсмена».
Мы играли на выезде против «Эвертона» и счет был
1-1, когда добавленное арбитром время подходило к концу. Их голкипер Пол Джеррард выбежал к линии штрафной площади с правой стороны от ворот, если смотреть с точки зрения нападающего, подобрать отлетевший мяч. Когда он выбежал из штрафной, шипы его бутс запутались в траве и он, как подкошенный, рухнул на землю. Мяч отскочил на правый фланг, где Тревор Синклер подобрал его и сделал идеальный навес в штрафную площадь. В полном одиночестве я стоял возле одиннадцатиметровой отметки, и видел, как мяч летит прямо на меня. Не знаю, забил бы я тогда или нет (в футболе никогда нельзя быть уверенным в таких вещах), но учитывая, что рядом со мной не было соперников, а голкипер в тот момент беспомощно лежал за линией штрафной, шансы забить у меня были превосходные.
Все ждали, что я пробью головой, или приму мяч на грудь и вторым касанием вгоню его в сетку. Однако вместо этого я вытянул руки вверх и поймал в них мяч.
Некоторые одноклубники посмотрели на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Но я точно знал, что делаю. Пятнадцать лет карьеры научили меня моментально понимать, когда игрок получил действительно серьезную травму.
Когда я увидел, как упал Джеррард, как он споткнулся и всем телом (а он довольно габаритный парень) упал на колено, я знал, что вероятность серьезной травмы очень велика.
В подобных ситуациях экстренная медицинская помощь играет важнейшую роль. Квалифицированный физиотерапевт, оказавшись возле пострадавшего в первые секунды, может предотвратить тяжелую травму. Ударь я по воротам, шестьдесят-девяносто бесценных секунд были бы потеряны, а может, и больше, если бы один из защитников заблокировал удар и мяч остался в игре.
Я неоднократно говорил, что когда я на поле, соперник – мой смертельный враг. Но в тот момент я перестал воспринимать Джеррарда как соперника, и вспомнил, что он просто мой коллега, брат-профессионал, рисковавший преждевременно завершить карьеру и, возможно, потерять средство заработка, если ему не будет срочно оказана медицинская помощь.
Был только один вариант: немедленно остановить игру.
Как только все поняли, что случилось, «Гудисон Парк» взорвался овациями. Только через некоторое время до меня дошло, что они аплодируют именно мне.
Реакция на мой поступок была просто феноменальна. Эпизод показали на телеканалах по всему миру. Я даже получил официальное письмо с благодарностью от ФИФА, подписанное самим Зеппом Блаттером.
Это было как в сказке!
Я всем говорил, что так же, как меня нельзя было записывать в дьяволы после толчка Элкока, так же не нужно было делать из меня святого теперь, только лишь потому что я прервал игру, дав возможность медикам оказать срочную помощь своему коллеге.
Я получил около пятидесяти писем от болельщиков «Эвертона» плюс еще несколько десятков от наших фанов. Некоторые письма поклонников «Эвертона» были очень трогательными. «Паоло, ты показал нам великолепный пример благородства, который мы раньше никогда не видели, - говорилось в письме от группы болельщиков «Эвертона». – «Эвертон» навсегда останется в наших сердцах, но теперь там найдется место и для тебя. Знай, что «Гудисон Парк» отныне - твой второй дом».
Реакция фанов «Вест Хэма», конечно, была несколько иной, потому что на том этапе сезона каждое очко было для нас на вес золота. Я даже боюсь предположить, что бы случилось, не досчитайся мы буквально одного балла для сохранения прописки в Премер-Лиге, и все из-за моего поступка.
«Я был зол на тебя по дороге домой из «Ливерпуля», - писал один поклонник «Вест Хэма». – Я был просто вне себя от гнева. Все мои мысли были о двух потерянных очках. Но через несколько дней я начал смотреть на твой поступок несколько иначе. То, что ты сделал, помогло улучшить имидж «Вест Хэма» больше, чем обычная победа в выездном матче. Люди говорят об этом по всему миру. Можно сказать, что это победа для клуба, возможно, одна из величайших в современной истории.
Я по-прежнему настаиваю на том, что хотя это и был красивый поступок, я совершил его не задумываясь, поэтому не знаю, действительно ли заслуживаю такой похвалы. Мне хотелось бы думать, что другие профессионалы в подобной ситуации поступили бы абсолютно так же, как я.
То, как меня вознесли до небес после матча с «Эвертоном», настолько же для меня непостижимо, как и то, как меня облили грязью после толчка Элкока, только наоборот.
Еще одним достойным внимания событием того сезона стало назначение Свена Горана Эрикссона на пост главного тренера сборной Англии. Впервые Футбольная Ассоциация доверила руководство национальной командой иностранцу – решение, вызвавшее бурную дискуссию.
Возможно, я старомоден, но я принадлежу к числу тех, что считает, что у руля национальной сборной не должен находиться зарубежный наставник. Это дело принципа, ведь тренер сборной – это не просто человек, который проводит тренировки, рисует схемы и расставляет футболистов по позициям. Тренер национальной команды должен воплощать в себе футбольную культуру той или иной страны.
Эта сложная работа. В Италии говорят, что у нас 58 миллионов тренеров, и действительно, каждый итальянец считает, что он может управлять сборной лучше, чем официальный тренер национальной команды. По мере того, как взрослеешь, начинаешь понимать, что у тебя недостаточно таланта, чтобы стать профессиональным футболистом, но лишь единицы признают, что тренер их национальной сборной умеет руководить ею лучше, чем они. Я уж точно не признаюсь.
Это одна из проблем, которую придется решать Эрикссону. И тем не менее, я думаю, у него есть все, чтобы добиться успеха.
Почему? Потому что он хороший учитель, он умеет слушать и находить подход к людям. Он прекрасный психолог. И, кроме того, это настоящий джентльмен. Если такой тренер, как Фабио Капелло, может накричать на своих подчиненных, чтобы их мотивировать, то Эрикссон сохраняет спокойствие в любой ситуации.
Если Футбольной Ассоциации удастся окружить его нормальными, умными людьми, тогда он сможет добиться выдающихся результатов. В Англии множество талантливых молодых футболистов и такой человек, как Эрикссон, может составить из них сильную команду.
То, что он иностранец – это скорее плюс, так как он не будет стараться угодить тем или иным футболистам или клубам. Он может перевернуть страницу и начать все с чистого листа гораздо быстрее, чем другие, может позволить себе экспериментировать. Я знаю, что он не нуждается в моих советах, однако смею предположить, что связку Стивена Джеррарда и Майкла Каррика в центре поля трудно будет остановить.

суббота, 12 марта 2011 г.

Глава 10 - целиком


Глава 10. На седьмом небе от счастья

Как только руководство «Шеффилд Уэнсдей» объявило, что я им больше не нужен, я тут же получил предложения от «Бордо» и афинского клуба «АЕК». Но я хотел остаться в Премьер-Лиге. Потом ко мне начал проявлять серьезный интерес «Вест Хэм», и вскоре мы договорились об условиях перехода, и «Уэнсдей» было обещано 1.7 миллиона фунтов отступных.
21 января мы с Морено Роджи вылетели в Лондон на подписание контракта, согласование последних формальностей и прохождение медицинского обследования. Когда врач «Вест Хэма» осматривал мое колено, у меня вдруг зазвонил телефон. Думая, что это Бетта, я извинился и ответил на звонок.
Но это была не Бетта, а Стефано Эранио, с которым мы когда-то выступали за «Милан». Теперь он играл за «Дерби Каунти», и я не общался с ним уже много месяцев.
По его голосу было понятно, что он очень волнуется. «Паоло, ты уже подписал контракт?» - спросил он. «Прости, я не могу сейчас говорить. Я на медосмотре».
«Паоло, не подписывай контракт, НЕ ПОДПИСЫВАЙ!»
«Что?»
«Послушай, Паоло. Рядом со мной Джим Смит. Мы договорились с «Шеффилд Уэнсдей», ты очень нужен нам здесь, в «Дерби»!
Это была правда. «Дерби Каунти» давал за меня в полтора раза больше, чем готовы были выложить боссы «Вест Хэма». Я еще ничего не подписал, поэтому мог совершенно спокойно согласиться на их предложение.
«Извини, Стефано, - ответил я. – Но если бы вы действительно так сильно хотели видеть меня у себя, у вас было целых три месяца, чтобы со мной связаться. Если бы Джим Смит и правда считал меня таким важным игроком, он бы мог позвонить мне в любое время и пригласить к себе. Я не собираюсь менять своего решения».
Сказав это, я прекратил разговор.
Ничто и никто не мог заставить меня подвести Гарри Реднаппа. У него хватило духу подписать со мной контракт в то время как все в Англии готовы были распять меня на кресте. Я поверил в него с самого начала. Забавно, что хотя в тот момент, когда я отказал «Дерби», я был знаком с Реднаппом только часа два, я уже знал, что он на моей стороне.
Когда речь идет о доверии к людям, во мне как будто просыпается шестое чувство. Я даже считаю себя «уличным психологом». Улица учит безошибочно определять, каким людям стоит доверять, а от каких лучше держаться подальше. Реднапп – как раз из тех, кому можно верить.
Когда я впервые с ним встретился, то увидел лицо человека, перенесшего в жизни много страданий. Ему несладко пришлось в юности, а десять лет до того он чудом выжил в страшной автокатастрофе. Такие люди становятся либо циничными и озлобленными, либо мягкими и добрыми. Глаза Реднаппа сказали мне все, что я хотел знать: он хороший человек.
И тренер он тоже хороший. Несмотря на скудное финансирование, «Вест Хэм» из года в год добивается неплохих результатов. Реднапп умеет находить перспективных футболистов и делать из них звезд. Так, например, он не только воспитал Джона Хартсона, но и сумел продать его за 7.5 миллиона фунтов. Хочу сразу оговориться, что уважаю Хартсона и не считаю его плохим футболистом, но, как мне кажется, он сам согласится, что он не Марадона.
Реднапп также умеет общаться с журналистами. Я знал, что после подписания контракта должен буду присутствовать на пресс-конференции, где впервые со времени инцидента с Элкоком предстану перед британской прессой. Я боялся, что эта пресс-конференция может закончиться каким-нибудь конфликтом. Но Реднапп показал себя прекрасным дипломатом, сумев создать в зале спокойную обстановку. Когда меня спросили о «Уэнсдей», я ответил так: «Я рад, что перешел в лучший клуб, чем «Шеффилд Уэнсдей». И это была правда. Клубы не шли ни в какое сравнение ни на поле, ни вне его пределов. Одним из ключевых различий являлась атмосфера в раздевалке.
«Шеффилд Уэнсдей» - маленький провинциальный клуб без амбиций. Если забыть о том, что никто пальцем о палец не ударил, чтобы помочь мне после случая с Элкоком, еще будучи игроком «Шеффилд» я чувствовал, что некоторые из моих партнеров мне банально завидуют. Думаю, у них что-то вроде комплекса неполноценности, и поэтому они сразу отвернулись от меня, когда я толкнул судью.
Эти люди не смогли понять, что им выпал шанс играть бок о бок с футболистом, обладающим гораздо большим талантом и опытом, чем они. Я ведь так многому мог бы их научить.
Вместо этого они воспринимали меня как человека, отбирающего у них зарплату и место в основном составе. Они не стремились играть лучше. Все, что им было нужно, - это продолжать получать деньги и продлевать свой контракт.
Когда я вспоминаю таких парней, как Энди Бус, мне становится грустно и почти смешно. После ухода Бэнни Карбоне Бус заявил следующее: «Без этих двух итальянцев намного лучше: они только и знали, что пасоваться друг с другом. Теперь я забью больше мячей».
Просто поверить не могу, что он сказал такую глупость. После того, как ушел Карбоне, Бус записал в свой актив три мяча за целый сезон. Да, он прав. Когда мы ушли, он действительно превратился в машину по забиванию голов. Он так помог «Шеффилд», не правда ли?
Такие люди, как Бус, и были главной проблемой «Шеффилд Уэнсдей». Я думал, что атмосфера в любой английской команде похожа на атмосферу в «Шеффилд», но после перехода в «Вест Хэм» я понял, что ошибался, и, к счастью, все может быть иначе.
В «Вест Хэме» великолепный микроклимат. Здесь много талантливых футболистов, но даже самые способные из них понимают, что учиться никогда не поздно. Думаю, они осознают, что в плане опыта и видения игры я могу дать им кое-что полезное. Они не смотрят на меня как на чужака, а пытаются у меня учиться, а я, в свою очередь, учусь у них.
Когда я впервые зашел в раздевалку «Вест Хэма», все смеялись, шутили, болтали без умолку. Это было полной противоположностью атмосферы в раздевалке «Шеффилд Уэнсдей». Сначала я подумал: «Господи, да это какой-то сумасшедший дом!» Но потом я понял. Так и должно быть. Здесь собрались нормальные, здоровые люди. А вот «Шеффилд Уэнсдей» действительно можно было сравнить с дурдомом.
Мне сразу пришелся по душе такой стиль общения с партнерами. Они совершенно непредвзято относились к иностранцам. Это были чистые, честные люди. Каждый игрок считался важным, как и должно быть в любой команде. Я адаптировался быстрее, чем в любом другом клубе в своей карьере. Мы сразу начали друг друга подкалывать, но это было так смешно, так добродушно. Нил Раддок, Иан Райт, Джон Монкур были сердцем и душой компании. Почему-то им показалось забавным, что я ношу длинные носки. Они решили, что это отличный повод подшутить надо мной.
«Вы просто ничего не смыслите, парни, - сказал я. – Стильный мужчина носит длинные носки, а не короткие. У вас нет чувства стиля, вы одеваетесь, как немцы! Взгляните на себя в этих коротких белых носочках!»
За это они мстили мне, разрезая мои носки на мелкие кусочки или пряча в мои туфлях пауков. Это казалось им страшно веселым.
«Когда я найду того, кто это сделал, я положу ему в карман большую, злую, голодную крысу!» - орал я, в то время как они хохотали, как идиоты.
Раддок, Райт, Монкур, Хислоп: что бы я ни делал, этой шайке ненормальных все казалось ужасно веселым. Я притворялся, что обижен, но на самом деле считал, что это просто здорово.
В любом клубе найдется один-два парня, которые полностью не вписываются в коллектив по той или иной причине. Но в «Вест Хэме» таких не было. Я попал в настоящую, сплоченную команду во главе с Ианом Райтом, одной из самых выдающихся личностей в футболе.
Райт все делал с поразительным энтузиазмом. Как ребенок, он всегда искал каких-нибудь забав. Кроме того, он был отличным футболистом. Как-то он сказал, что жалеет, что не может сыграть со мной все девяносто минут. Услышать такое из его уст было для меня большим комплиментом.
Некоторые говорят, что он сумасшедший, больной на голову. Что ж, в мире, ставшим таким странным и неправильным, нормальными людьми, наверное, можно считать как раз таких, как я и Райт, которых называют безумными. Мы относимся к жизни так же серьезно, как остальные, но в отличие от них мы точно знаем, что по-настоящему важно: быть собой, открыто высказывать свое мнение, не бояться оказаться белой вороной.
А действительно ли мы сумасшедшие? Неужели нас можно считать таковыми лишь потому, что мы отстаиваем то, во что искренне верим? Неужели быть сумасшедшим означает не давать командовать тобой, даже если из-за этого у тебя могут возникнуть неприятности?
Если бы я просто соглашался делать все, о чем просили меня богатые и могущественные люди, я бы сегодня, пожалуй, до сих пор играл в «Ювентусе» или «Милане». Я бы мог выступать и за сборную Италии. И у меня, конечно, было бы больше денег, чем сейчас (не подумайте только, что я жалуюсь).
Но я ни о чем не жалею. Я делал то, что считал правильным в данный момент, и могу с уверенностью сказать, что рад тому, как сложилась моя судьба.
Единственное, о чем я жалею - мне так и не довелось сыграть за национальную команду Италии. Я выступал за сборную игроков до 21 года, но у меня ни разу не было шанса попасть в главную команду страны. Мне так хотелось сыграть хотя бы раз, получить хотя бы небольшой знак признания. Но, увы, ни один тренер не пригласил меня в сборную, хотя, как мне кажется, я этого вполне заслужил.
Я знаю: родись я в другой стране, любой другой стране, я бы играл за национальную команду. По иронии судьбы, я родился в единственной в мире стране, не ценящей таких игроков, как я.
Я националист и патриот. Я люблю Италию и не смог бы представлять какую-нибудь другую нацию. Но в то же время, когда я думаю о Шотландии, о теплоте и страсти шотландцев, я порой жалею, что не могу играть за сборную этой страны. Они ценили меня, понимали мой стиль игры, их не смущала и не вызывала у них подозрений моя любовь к футболу.
Я дебютировал в составе «Вест Хэма» 30-го января в выездном матче против «Уимблдона», спустя 126 день после эпизода с Элкоком. Реднапп выпустил меня на замену за 13 минут до конца поединка. Я снимал тренировочный костюм, когда услышал, как фанаты «Вест Хэма», находящиеся на гостевой трибуне, начали что-то громко скандировать.
Когда я понял что, то просто не поверил своим ушам: они распевали моё имя.
«Черт возьми, за что такая честь? – подумал я. – Ведь я еще ничего полезного не сделал, английская пресса последние четыре месяца смешивает меня с грязью, и тем не менее они уже скандируют мое имя. Это просто что-то невероятное!»
Матч завершился вничью 0 – 0, но болельщики были великолепны.
После финального свистка я поблагодарил их за поддержку, и они продолжили распевать мое имя. Это была просто фантастика!
Наверное, это потому что я сам когда-то был фанатом, и я все моментально понимаю, но мне кажется, что в Англии – лучшие болельщики в мире. В Италии большая часть людей болеет за крупные клубы. Вряд ли на матчи «Ноттингем Форест» или «Манчестер Сити», играющих в низших лигах, придет 30 000 зрителей. Дети вырастают, болея за тот клуб, который в данное время является сильнейшим. Сейчас это, возможно, «Ювентус», «Милан» или «Парма», а несколько лет назад это могли быть «Интер» или «Рома». Ваш отец может болеть за «Фиорентину», потому что когда он был ребенком в 50-х, она выиграла несколько титулов. Вы можете болеть за «Ювентус», поскольку он был на коне в 70-х. А вашему сыну может нравиться «Милан», потому что он хорошо играл в 1990-х. Все зависит от того, какая команда делала погоду, когда вы впервые познали радости футбола.
С другой стороны, в Англии это больше дело наследственности. Отцы берут с собой сыновей на стадион, и те становятся поклонниками той команды, за которую болеют их отцы. Вряд ли найдется много фанов «Вест Хэма», дети которых болеют за «Арсенал», и наоборот. Это похоже на передачу семейного бизнеса от отца сыну: так в прошлом сын мясника тоже становился мясником.
Страсть английских болельщиков – это болезнь, но болезнь в хорошем смысле. Это прекрасная болезнь – поддерживать свой клуб, в каком бы положении он ни находился. Когда твоя команда играет плохо, и ты чувствуешь себя плохо, но все равно продолжаешь за нее переживать. В Италии, когда команда перестает давать результат, болельщики теряют к ней интерес. Они некоторое время освистывают игроков, а потом просто прекращают ходить на матчи. Они очень непостоянны в своих чувствах. Итальянцы любят смотреть, как их команда выигрывает. Англичане и шотландцы любят смотреть, как их команда играет. Точка.
Вот почему мы, футболисты, никогда не должны забывать, что нам очень повезло. Нам дана возможность надевать футболку «Вест Хэма» и зарабатывать себе футболом на жизнь. Я смотрю на наших фанов на «Аптон Парк» (уверен, что то же самое можно сказать и о болельщиках других клубов) и думаю: «Девяносто пять процентов этих людей отдали бы правую руку, чтобы занять мое место».
Наши болельщики, не задумываясь, согласились бы поменяться с нами ролями. Но они не могут этого сделать, поэтому следуют за нами куда бы мы ни поехали, жертвуют своими деньгами и свободным временем. Я знаю, что это такое, потому что ходил на все домашние матчи «Лацио» и ездил за ними на выездные поединки каждую неделю шесть лет подряд.
В среднем я получаю от шестидесяти до семидесяти писем в неделю. Большая часть из них – от фанатов «Вест Хэма» со всего мира, многие письма – от болельщиков «Селтика» и «Шеффилд Уэнсдей», которые по-прежнему со мной общаются. У меня в гостиной есть фотография двух близняшек из Шеффилда – двух пятнадцатилетних девочек. Они прислали мне несколько замечательных писем, благодаря меня за время, проведенное на «Хиллсборо», и говоря, как они за мной скучают.
Для меня такие болельщики – особенные, и когда я о них думаю, начинаю волноваться. Их любовь к футболу, к тому футболу, в который играл я, не испортил инцидент с Элкоком и конфликт между мной и руководством, последовавший за тем инцидентом. Они не поддались влиянию прессы и не поверили боссам «Шеффилд Уэнсдей», пытавшимся меня очернить. Вряд ли они поддерживают меня и восхищаются мной, потому что считают меня хорошим человеком или одобряют мой поступок. Ведь они не знакомы со мной лично. Думаю, для них это не имеет значения. Они любят меня как футболиста, любят за то, что я делал на поле. И это действительно важно. За такую любовь к футболу человека можно считать настоящим болельщиком.
Один парень в Австралии назвал свой бар «Бар-закусочная «Молот Ди Канио». Другой написал, что покупает абонемент на «Аптон Парк» вот уже 45 лет, и что я занял в его сердце место, принадлежавшее до этого Бобби Муру.
«Бобби Мур - великий футболист, но я вижу, как ты вытворяешь с мячом такое, чего я раньше и представить себе не мог. Такие трюки «Аптон Парк» раньше никогда не видел».
Когда я прочел эти строки, у меня по спине пробежали мурашки. Любому, кто хоть немного знаком с историей «Вест Хэма», известно имя Бобби Мура. Это святой, легенда клуба. И когда меня сравнил с ним не просто болельщик, а болельщик, преданный «Вест Хэму» всю свою жизнь, на мои глаза навернулись слезы. Конечно, это только один голос из тысячи, но все равно его слова меня просто потрясли. У меня была возможность связаться с ним, отблагодарить его. А для футболиста это – самая большая награда.
Когда я вижу какого-нибудь болельщика в футболке «Вест Хэма» с моей фамилией на спине, меня переполняют эмоции. Я думаю: «Этот парень специально купил футболку именно с моей фамилией. Он мог бы выбрать любого другого игрока, но предпочел выбрать меня».
И ведь фамилий на футболках изначально нет, а это значит, что ему, видимо, нужна была не просто футболка «Вест Хэма». Он специально заплатил 50 фунтов за саму футболку, а затем еще 20 фунтов за то, чтобы на нее нанесли мой номер и фамилию.
Как можно к такому оставаться равнодушным? Как можно этого не замечать и не говорить себе: «Ты должен выйти на поле и отдать всего себя для победы, потому что кто-то любит тебя и твой клуб так сильно, что готов потратить все свои деньги и свободное время ради этой любви».
Я черпаю силы у болельщиков. Каждый раз, когда я подаю угловой, я вижу одних и тех же двоих парней на трибуне возле углового флажка. Каждый раз, когда я туда подбегаю, я ищу их лица в толпе. Не знаю, замечают ли они это. Оба они приблизительно моего возраста, и у них бритые головы. Они выкрикивают мое имя и поднимают вверх руки, как будто молясь на меня. Я думаю, родись я в Ист-Энде и не будь я профессиональным футболистом, я мог бы оказаться со своими друзьями на их месте, а один из них вместо меня мог бы быть на поле.
Вот почему мы, футболисты, должны выкладываться на 110% во время матча. И вот почему я не стесняюсь критиковать своих одноклубников, если считаю, что они могли бы работать лучше. Но работать лучше не только во время самих матчей. Я имею в виду и профессиональное отношение к тренировкам, соблюдение диеты, выполнение дополнительных упражнений. Все, что меньше этого – плевок в сторону болельщиков, смертельное оскорбление в их адрес.
Все, кто со мной знаком, знают, как много сил я отдаю на тренировках. Для меня это стиль жизни. Я всегда прихожу тренироваться в выходные дни среди недели, и тренируюсь почти каждое воскресенье. Очень часто на дополнительные тренировки приходит слишком мало моих партнеров.
Я этого не понимаю. Я не понимаю, почему нельзя тренироваться по максимуму. В конце концов, в первую очередь это нужно тебе, ведь ты становишься физически более крепким, лучшим игроком. Неужели два с половиной часа в выходной день (норма для меня) – это такая огромная нагрузка? После этого остается еще уйма времени, чтобы заняться всем, чем душе угодно.
Когда я бегаю по кругу на стадионе, я всегда делаю это, пока хватает сил. Да, это значит, я должен пробежать большое расстояние, но это также значит, что мое тело работает напряженнее и, следовательно, становится сильнее. Некоторые из моих одноклубников, однако, хитрят, срезают углы и бегут по ближайшей к полю дорожке. По-моему, это глупо. Они просто обманывают сами себя.
Все дело в профессионализме, понимании того, что если ты будешь профессионально относиться к своим обязанностям, ты же первый и пожнешь плоды своего труда.
Еще один пример – упражнения на развитие техники. Если мы тренируемся бить по воротам, к примеру, и я ошибаюсь, то я злюсь и ругаю себя последними словами. И со всей ответственностью подхожу к следующей попытке. Другие же, промахиваясь, просто смеются, я это вижу. Когда кто-нибудь из моих одноклубников не попадает по мячу, все эти идиоты начинают хохотать. Что в этом смешного? С чего смеяться?
Правда ли так смешно, что твой одноклубник промазал по мячу? Что ты будешь делать, когда это произойдет во время матча? Смешно тебе будет, когда он испортит голевой момент? Слишком мало людей понимают, что существует прямая зависимость между тем, что ты делаешь на тренировках, и тем, что ты делаешь на поле во время матча. Нужно с одинаковой мерой ответственности подходить и к тому, и к другому.
Меня очень хвалили за гол в ворота «Уимблдона» в сезоне 1999/2000. Согласен: гол получился эффектным. Прием, который я применил, был очень сложным с технической точки зрения, потому что для его осуществления требуется полный контроль своего тела, идеальный расчет времени и умение сохранять равновесие. В сравнении с ударом через себя или ударом ножницами, этот прием гораздо сложнее, потому что в тех случаях тело отклоняется назад, и это помогает сохранить равновесие. Но в случае с голом в ворота «Уимблдона», обе ноги находились в воздухе, так что просто попасть по мячу уже было достижением.
Однако такие голы не рождаются по мановению волшебной палочки. У меня вышло так ударить, потому что я часами отрабатывал это на тренировках. Я так часто бил подобным образом, что у меня все стало получаться инстинктивно. Когда последовал навес, я даже не задумывался над тем, что буду делать. Мой мозг все решил за меня. Как бы мне хотелось, чтобы мои одноклубники и некоторые молодые футболисты поняли: без самоотверженной работы на тренировках у меня в жизни не вышел бы такой удар.
И я не единственный пример. Возьмите Девида Бэкхэма. Люди думают, что он обладает естественным талантом, что он просто симпатичный парень, который вдобавок умеет делать длинные передачи лучше, чем любой другой игрок в мире. На самом деле, хотя талант у Бэкхэма не отнять, он не мог бы настолько хорошо делать навесы, не оттачивай он их часами на тренировках. Тем не менее, никто, кажется, не обращает на это внимание. Все говорят только о том, какой трудолюбивый игрок Рой Кин, а вот о профессионализме Бэкхэма редко упоминают. Не поймите меня неправильно: Кин – выдающийся футболист, но он заслужил репутацию труженика, поэтому его постоянно хвалят.
У Алана Ширера тоже репутация рабочей лошадки. От него ожидают, что в каждом матче он будет биться, не жалея живота своего. Если честно, то в большинстве случаев так и происходит. Но мне вспоминаются и три последних поединка перед увольнением Рууда Гуллита с поста главного тренера «Ньюкасла». Ширер в них просто отбывал номер, считанные разы касаясь мяча. Не знаю, потому ли это, что он хотел скорейшего увольнения Гуллита или нет, но одно я знаю наверняка: это был не настоящий Ширер.
Конечно, никто этого не заметил. Почему? Да потому что люди всегда будут считать Ширера образцом трудолюбия. А Бэкхэм всегда останется просто симпатичным парнем, которому все в жизни дается легко.